Кое-что о цели уголовного процесса и первом закрытом семафоре на пути ее достижения. Часть 4

Состязательный уголовный процесс в Украине – уже данность. Дискуссии на эту тему можно закончить. Однако во всем мире уголовно-процессуальное законодательство совершенствуется, изменяется и дополняется с учетом стремительно меняющейся криминогенной обстановки. Свои коррективы вносит практика – в Российской Федерации за первые годы после принятия УПК в него внесено огромное количество изменений. Если принять во внимание противоречивость многих норм Проекта УПК Украины, поле для размышлений большое. Я хочу в рамках паритета цели раскрытия преступления и задачи обеспечения прав и свобод избирательно прикинуть, все ли права и свободы должны иметь равные гарантии защиты в уголовном процессе, не являются ли некоторые из них объективно мнимыми. Об этом буду говорить практически во всех главах работы, а в данной попытаюсь вначале оценить в контексте цели уголовного процесса ставшие первым закрытым семафором на пути ее достижения некоторые новации законодателя.

Проблемы начинаются со стадии возбуждения уголовного дела. В новых концепциях она деформирована до неузнаваемости. Тон задал бывший Генеральный прокурор Украины С. Пискун. В интервью журналисту газеты, имеющей достаточно большую читательскую аудиторию, он, говоря о существующем порядке возбуждения уголовного дела, по сути, дискредитировал все досудебное следствие. «Что такое возбуждение уголовного дела сегодня? – вопрошал главный блюститель закона. – Приходит, допустим, к старшему лейтенанту Иванову его приятель, бизнесмен, и говорит: «Слушай, надо конкурентов порвать…». А Иванов ему в ответ: «Ну садись, пиши заяву…». Тот садится и пишет заявление, что ему, допустим, не нравится лицо руководителя конкурирующей фирмы. Старший лейтенант Иванов возбуждает уголовное дело. А это дает ему право провести необходимые следственные действия. Да, для обыска требуется постановление суда, но для осмотра места происшествия санкция не нужна. И для изъятия вещественных доказательств – тоже. А вещественными доказательствами можно считать и документы, и деньги, и счета. Все, фирма парализована. Понятное дело, что уголовное дело перспективы не имеет, но и фирме конец» [11]. Выход один – уголовное дело может быть возбуждено только с санкции прокурора.

С. Пискун не оригинален. Такой порядок регламентирован УПК РФ, но подражать надо осмысленно. Трезво оценивая сложившуюся там практику, нам следует не один раз подумать. У нас есть возможность использовать опыт Российской Федерации, где результаты новаций в УПК уже проявились. Хотя сейчас и стала крылатой фраза: «Учатся на своих ошибках, а на чужих делают бизнес», старый принцип учета чужих ошибок остается в силе.

Хочу сделать отступление. В последние годы, участвуя в заседаниях ученых советов по защите диссертаций, часто слышу одни и те же вопросы диссертанту: «Почему в своей работе ссылаетесь на труды российских ученых? У нас своих ученых мало? Почему не используете труды специалистов из государств дальнего зарубежья?». Как правило, такие вопросы задают одни и те же члены ученого совета, видимо, пытающиеся преодолеть сохранившийся у них «синдром старшего брата». Пару раз вступал с ними в полемику, потом понял, что это бесполезно. Предвижу подобные вопросы и по поводу своей работы, поэтому поясняю: ссылки на российский опыт сделаны потому, что у нас его просто нет – новый УПК в России уже действует, правоохранители «шишки» набивают вполне реальные, а мы, обсуждая отечественный Проект УПК, можем толковать только о гипотетических.

Не вижу ничего предосудительного, если активно используются наработки российских ученых. Наука не знает национальных границ. А в России ученых количественно намного больше, чем в Украине. Это естественно: сказывается разница в масштабах государств, численности населения. Столь же естественно, что уже в силу количественного превосходства российские ученые охватывают значительно больший перечень исследуемых вопросов. Не сомневаюсь, они не стремятся учить нас или кого-либо другого – у них своих проблем хватает. Делать иные предположения – заведомо ставить свою науку в унизительное положение. Напротив, толковый ученый, взяв за основу уже готовую наработку, неважно – российскую или другую, идет дальше, развивает ее, превосходит предшественника, увеличивает престиж украинской науки. Именно на это, на выяснение вопроса: развил диссертант идеи предшественника или ограничился цитированием, следует обращать внимание, а не огульно охаивать сам факт цитирования. Я уже не говорю о другом аспекте. Если кто-то решал проблему, пытаться не замечать, замалчивать этот факт — тогда надо забыть о существовании научной этики.

А неиспользование опыта далекого зарубежья – действительно беда. Это наследие советского периода, когда лица, знающие иностранные языки, чуть ли не регистрировались наравне с владельцами оружия. Язык требует повседневного общения, применения, а условий для этого пока нет. Почти непреодолимы трудности с приобретением научной литературы — валюта не выделяется, хорошо, если повезет со спонсором. Но нельзя забывать, что и проблемы у наших и зарубежных ученых разные, яе все у них полезное найдешь.

Предвижу упрек в свой адрес: почему работа написана на русском языке? Я свободно говорю и читаю на украинском языке. Но думаю и пишу (за исключением делопроизводства) – на русском. Мне 72 года. Кроме довоенного детства, вся жизнь прошла в русскоязычной среде. В Президенты баллотироваться не собираюсь. При всей актуальности проблемы, считаю, что тратить немногое оставшееся время на совершенствование знаний украинского языка – нерационально. В моем возрасте это просто трудно. Если успею, лучше сделаю что-нибудь полезное в науке. Думаю, меня поймут и простят. Я не одинок. Врачи, оперировавшие Л.Д. Кучму, многие ученые – физики, конструкторы ракет, даже историки старшего поколения — говорят и пишут на русском. Они все свое время отдают реальному делу служения отечеству. Не говорю уже о таких знаменитостях прошлого, как Г. Сковорода, Н. Гоголь, Н. Костомаров, Т. Шевченко, В. Даль, А. Потебня, В. Вернадский (кстати, называвший себя «настырным хохлом») и многих других.

Мы уходим, нам на смену придет поколение, говорящее на украинском языке, владеющее английским лучше, чем русским. Прецеденты есть. В Финляндии, где по конституции шведский является вторым государственным языком, происходит естественный процесс ликвидации двуязычия. «За последние 10 лет основная газета на шведском языке Hufvudstadsbladet потеряла 20% тиража, а Шведская народная партия на минувших парламентских выборах – более четверти традиционных избирателей. Шведский язык стремительно теряет популярность: даже в национальных ресторанах финские шведы крайне редко заказывают блюда на родном языке.

В Финляндию активно внедряется английский: с его помощью государство общается с миром, в том числе и шведами. Не надо гнать лошадей.

Вернемся к теме исследования, в частности к опыту использования процессуальных новаций УПК РФ.

Россияне своих недостатков не скрывают. «Что изменилось с принятием УПК? – спрашивает один из прокуроров, осуществляющих надзор за следствием. – Да, следственные изоляторы и изоляторы временного содержания освобождаются от перегрузки, с момента задержания подозреваемого обеспечивается реальное участие адвоката. Да, каждое возбужденное уголовное дело на контроле у прокурора, меры пресечения, связанные с ограничением свободы, санкционируются судом и т.д. Однако за чертой как официальной статистики, так и, что, на наш взгляд, еще хуже, пределами внимания многих правоприменителей остается все большее число не выявленных, не пресеченных, следовательно, никем не расследованных преступлений».

Стоит ли на этом фоне украинская неопроцессуальная овчинка выделки? Не уподобимся ли мы пьяному фельдкуратору Отто Кацу, который, съезжая по стене, глупо улыбался и говорил Швейку: «Я у вас сейчас упаду»?

Для иллюстрации приведу рекомендации российским следователям и дознавателям одной из областей при выезде в отдаленные районы.

«Дознавателям и следователям рекомендуется при поступлении сообщений о происшествиях получать максимально полную информацию о преступлении от заявителей, участковых уполномоченных, сотрудников органов местного самоуправления оперативными средствами связи –по телефону, факсу, нарочным (!) и т.п., составлять в соответствии со ст. 143 УПК РФ рапорт об обнаружении признаков преступления и при наличии оснований до выезда решать вопрос о возбуждении уголовного дела и получении согласия прокурора. Если необходимость в возбуждении дела возникает в ходе работы на месте происшествия, предложено все материалы проверки незамедлительно по факсу (а где его взять в отдаленном селе или в открытом поле?) передавать в РОВД дежурному следователю (дознавателю) для возбуждения дела и получения согласия прокурора. О принятом решении сообщается следователю, находящемуся на месте происшествия, которому соответствующим руководителем или прокурором поручается принять дело к производству. Предложенный порядок возбуждения дел неоднократно использовался в наиболее крупных сельских районах области и каких-либо возражений, в том числе со стороны защиты и судей, не вызывает. Дополнительно стоит отметить, что указание проверялось в Генеральной прокуратуре РФ и признано не противоречащим закону».

Рядовые сотрудники правоохранительных органов более откровенны и констатируют: «Требование закона об обязательном получении согласия прокурора мешает немедленному закреплению следов преступления. Особенно это проявляется при работе по очевидным преступлениям. Так, возвращение с места происшествия за получением согласия нередко приводит к потере времени, утрате инициативы по сбору доказательств, отсутствию наступательности в расследовании. Сперва следователь осматривает место происшествия, опрашивает пострадавшего, очевидцев, собирает другой материал доследственной проверки с тем, чтобы представить его прокурору. Затем следователь бежит в прокуратуру за согласием. И лишь после его получения и возвращения в рабочий кабинет следователь может приступить к производству следственных действий -допросу потерпевшего, свидетелей, подозреваемого, т.е. тех действий, в результате которых получаются официальные юридические аргументы-доказательства. По самым скромным подсчетам на получение согласия прокурора уходит 1,5-2 часа драгоценного времени, иногда больше (это зависит от удаленности ОВД от прокуратуры). В результате пострадавший в течение долгого времени не допрашивается, очевидцы не желают несколько часов находиться в милиции в ожидании следователя.

Еще хуже складывается ситуация с «милицейским» задержанием лица, заподозренного в совершении преступления, обычно производимого органами охраны общественного порядка «на улице». По УПК РСФСР следователь по доставлении подозреваемого к нему немедленно возбудил бы уголовное дело и при наличии оснований и мотивов составил протокол процессуального задержания в порядке ст. 122 УПК РСФСР. В настоящее время следователь лишен возможности моментально среагировать на факты «милицейского» задержания. Он оказывается в замкнутом круге: отпустить задержанного нельзя, поскольку велика вероятность, что он скроется от следствия, а удерживать человека в милиции то время, которое следователь тратит «на беготню» за согласием к прокурору, — незаконно. Законодатель, сам того не ведая, установил порядок работы следователей, изначально предполагающий нарушение конституционных прав личности.

Особую сложность вносит необходимость согласования с прокурором постановления о возбуждении уголовного дела в работу сотрудников транспортной милиции. Непонятно, каким образом следует получать согласие прокурора следственно-оперативной группе (СОГ), осуществляющей доследственную проверку преступления, совершенного в поезде. Получается, что СОГ, севшая в поезд, не имеет возможности при явных признаках преступления приступить к производству следственных действий, поскольку отсутствует согласие прокурора на возбуждение уголовного дела. Очевидцы при движении поезда Москва-Владивосток из вагона выйдут, впрочем, как и сам пострадавший. В результате теряется доказательственная база – очевидцы и пострадавший разъезжаются по различным городам и странам СНГ.

Что тут еще скажешь? Можно только посочувствовать российским следователям, которые вместо сосредоточения внимания и сил на оперативном проведении расследования вынуждены за сотни верст заниматься бумажной волокитой. У нас не те масштабы, нет сибирских или заполярных просторов, но и своих проблем может быть предостаточно. Даже при относительно небольших расстояниях нетрудно понять состояние следователя, который за дежурные сутки возбуждает от двух до пяти уголовных дел и по каждому бегает к прокурору и обратно вместо закрепления доказательств и организации расследования. Вряд ли практически осуществим и такой предлагаемый порядок, когда прокурор или надзирающий за следствием и дознанием заместитель прокурора в заранее определенное время, например перед началом рабочего дня или в конце его, придет в помещение отдела внутренних дел или следственного отдела, отдела дознания, изучит собранные в течение последних суток материалы и решит вопрос о даче согласия на возбуждение уголовного дела. Проблема не только в том, что прокурор, особенно в районах, где нет заместителя, в будни и в праздник каждый день должен посещать милицию. Даже при положительном решении, что делать с протоколами произведенных в течение суток следственных действий, если утром следующего дня прокурор не даст согласия на возбуждение уголовного дела?

Я не говорю уже о том, что есть немало сотрудников с прямолинейной логикой, поведение которых слабо предсказуемо. Так, в РФ гражданка 3. обратилась в РОВД с заявлением о привлечении к уголовной ответственности ее мужа М., страдающего алкоголизмом, который накануне набросился на нее и детей с ножом. М. был доставлен в дежурную часть РОВД. Однако возбудить дело по указанному факту органы следствия отказались, ссылаясь на то, что не успеют за три часа получить согласие прокурора на возбуждение уголовного дела. Следующей ночью М. вновь набросился на жену и детей, нанес им ножевые ранения.

В Российской Федерации многие уже осознали негативные последствия процессуальной новации. Руководители Следственного комитета при МВД России постоянно предлагают вернуться к ранее действовавшему порядку: получение согласия прокурора на возбуждение уголовного дела заменить уведомлением прокурора о принятом процессуальном решении. В апреле 2003 г. на семинаре-совещании, посвященном 40-летию создания следственных органов в системе МВД, начальник Главного управления уголовного розыска В. Гордиенко заявил, что работа по раскрытию преступлений «по горячим следам» просто сломана. Процедура согласования с прокурорами вопроса о возбуждении уголовного дела в 2002 году съела 4 млн. часов рабочего времени, а в 2003 обойдется в 9 млн. часов. Правда, российские руководители прокуратуры, борющиеся за расширение своих прав, пытаются оспорить эти данные, но их, как и отечественных, понять можно. Мы же не предпринимаем даже попыток сделать оценку, во что обойдется новая процедура возбуждения уголовного дела, если ее введет законодатель.

Говорят: «Если привязать медведя у взлетно-посадочной полосы, он через пять лет самостоятельно летать будет». Я три десятка лет после прокуратуры проработал заведующим отделом экономико-правовых исследований в Институте экономики промышленности НАН Украины, а после его реформирования – в Институте экономико-правовых исследований НАН Украины. Диплома экономиста у меня нет, но, не хвастаясь, с экономистами по большинству проблем могу говорить на равных, в том числе и о проблеме «цены закона». К сожалению, если о криминологической экспертизе проектов законов, хоть безуспешно, но говорят и пишут, то в вопросах их экономической оценки — полная тишина. Зато потом вопли и крики: «Реализация закона парализовала малый и средний бизнес, сделала неконкурентоспособными на мировом рынке крупные предприятия» и т.п. Начинаем закон дополнять, изменять, порой по десять и более раз, но убытки никто не считает.

Еще хуже с проблемой экономики преступности. Преступность и меры борьбы с ней, будучи явлениями социальными, в какой-то мере политическими, вполне подвластны экономике. Я еще в советский период пытался доказать необходимость создания такого направления, как экономика правопорядка, возвращался к этой теме и в последние годы. Желающих заняться проблемой пока не вижу. У нас нет статистической отчетности, по которой реально было бы осуществить хоть прикидочный анализ. Нет даже методологии такого рода экономических оценок, в соответствии с которой можно было бы ставить вопрос о разработке формы и введении соответствующей отчетности. В Российской Федерации вопрос обсуждается, но, судя по имеющейся информации, речь идет о прямом ущербе и затратах на его предупреждение. Вместе с тем, проблема не так проста.

Несмотря на относительную молодость, криминология считается вполне сформировавшейся наукой. Тем не менее, основной вопрос о причинах преступности по сей день решается скорее на философском, чем на конструктивном уровне. Реально кое в чем разобрались с условиями, способствующими совершению конкретных видов преступлений, и пытаемся выдать их за категорию более высокого уровня — причины преступности. На деле продолжаем дискутировать даже по основополагающему понятию — что такое преступность, единства в понимании нет. Более того, вместо целенаправленного изучения объекта, затеяли спор, предметом какой науки является изучение преступности – криминологии или социологии преступности. Спор бесполезный в своей основе, ибо, учитывая количество факторов, в изучении преступности хватит места десяткам наук.

Список использованной литературы

1. См.: Концепция уголовно-процессуального законодательства РФ // Государство и право. — 1992. — № 8. — С. 52.
2. Лунеев В.В. Правовое регулирование общественных отношений – важный фактор предупреждения организованной и коррупционной преступности (тезисы доклада) // Государство и право. – 2001. – № 5. – С. 106-109.
3. Цит. по: Мишин Г.К. О коллизиях уголовно-правовой и уголовно-процессуальной политики // Государство и право. – 2002. – № 10. – С. 99.
4. Синильщиков Ю. В милиции прибавилось оперативности, но не уменьшилась и коррупция // Милиция. – 2003. – № 5. – С. 47.
5. Кехлеров С. Исправленному верить // Российская газета. – 2003. – 10 июля.
6. Назаренко В. Предварительное расследование в современном уголовном процессе // Законность. – 2002. – № 8. – С. 42.
7. Михальская Н. Права личности — новый приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // Российская юстиция. – 2002. – №7. – С. 2-4.
8. См.: Маляренко В.Т. Про публічність i диспозитивність у кримінальному судочинстві України та її значения // Вісник Верховного Суду України. – 2004. – № 7(47). – С. 2.
9. См.: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. – М., 2001; Лупинская П.А. Типы (формы) уголовного процесса // Уголовное процессуальное право Российской Федерации. – М., 2001; Смирнов А.В. Модели уголовного процесса. – СПб., 2000; Петрухин И.Л. От инквизиции – к состязательности // Государство и право. – 2003. – № 7. – С. 28-36.
10. Флетчер Дне, Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. – М.: Юристь, 1998. – С. 123.
11. Пискун С. «Мы ждем Лазаренко и с удовольствием его примем». Интервью С. Рахманинова // Зеркало недели. – 2003. – №6 (431). – 15 февраля. – С. 2.
12. Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран. -М., 1997.-С. 297-298.
13. Пискун С. «Мы ждем Лазаренко и с удовольствием его примем». Интервью С. Рахманинова // Зеркало недели. — 2003. -№ 6 (431). — 15 февраля. — С. 2.
14. Гаврилов Б. Новеллы уголовного процесса на фоне криминальной статистики // Российская юстиция. — 2003. -№ 10.-С. 7.
15. Гаврилов Б. Новеллы уголовного процесса на фоне криминальной статистики // Российская юстиция. — 2003. — № 10. -С. 7.
16. Прохоров А.П. Русская модель управления — М.: Эксперт, 2003. — С. 149.

Источник: глава из монографии

Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса: Эссе. – Луганск: РИО ЛАВД, 2004. – 600 с.