Использование понятия «легализация (отмывание) доходов, полученных преступным путем» в юридической науке и правоохранительной практике цивилизованных государств имеет историю, исчисляемую десятилетиями. Казалось, за это время можно было достичь единства в доктринальном его толковании и законодательной регламентации. Однако на деле все сложнее. Исследователи признают: затасканное словосочетание «отмывание денег» почти утратило смысл, так как оно уже не способно отразить весь объем финансовых средств, проходящих через стиральные машины по всему миру. Прачечные Аль Капоне, давшие начало терминам «стирка» и «чистка», потерялись на фоне современных масштабных средств легализации преступно добытых доходов. Мир экономики сильно преобразился за последние годы. Весь он во всем многообразии (а не только банки) отмывает доходы от деятельности организованных криминальных структур. Считается, что 80% операций по отмывке денег происходит на международном уровне, преступники полностью освоили новый мировой рынок, моментально реализуют ежедневные технологические достижения. А образовавшийся глобальный рынок не успел разработать хоть сколько-нибудь эффективный механизм ограничения этой деятельности.
Если оценивать ситуацию в целом, то данный состав преступления превратился в своего рода понятийный контейнер, который наполняется содержанием в зависимости от преобладания внешне сходных, но неоднозначных по содержанию концепций. Разночтения носят не только межнациональный характер. В Украине, например, ст. 209 УК 2001 года была изменена в 2003 году. Свою лепту в противоречивое толкование нормы внес Пленум Верховного Суда Украины Постановлением № 5 от 15.04.2005 г. «О практике применения судами законодательства об уголовной ответственности за легализацию (отмывание) доходов, добытых преступным путем».
Понятно, желание одним выстрелом убить весь выводок зайцев присуще всем охотникам. Но когда попытались реализовать его в борьбе с легализацией преступных доходов, получили механическое соединение в одной норме шести разных по криминальному умыслу деяний, где чуть ли не каждая муха – слон:
- размещение денежных средств и иного имущества, полученных преступным путем, в легальных организациях и учреждениях (в условном примере грабитель, задавшись целью купить автомашину, отнятые у жертв деньги сдает на накопительный счет в банк);
- приобретение благ за счет доходов, полученных преступным путем (грабителю повезло, у жертвы оказалась большая сумма денег, и он сразу приобрел машину);
- сокрытие или маскировка незаконного происхождения денежных средств и имущества, полученных преступным путем, владения ими или прав на них (вор украл автомашину, перекрасил, перебил номера, приобрел поддельные документы на права собственности);
- то же, но как рядовое укрывательство с некоторыми модификациями (сокрытие местонахождения, перемещение денежных средств и имущества лицами, виновными в совершении предикатного преступления, и иными лицами);
- приобретение имущества, полученного преступным путем (элементарная скупка заведомо приобретенного преступным путем);
- владение денежными средствами и иным имуществом, полученными преступным путем, и их использование (эта часть формулы требует подробного анализа ввиду многоаспектности и противоречивости, что выходит за пределы задачи, поставленной мне при распределении направленности исследования между соавторами). Отмечу лишь: сам факт владения квалифицируется как укрывательство лицом, скрывающим местонахождение похищенного и др. Однако формулировка позволяет распространять понятие «виновное владение» и на субъекта предикатного преступления, что противоречит самой идее легализации. В равной мере разночтения допускает и термин «использование».
Приходится с сожалением констатировать: нечеткость формулы, попытка объять необъятное привели к тому, что за обилием криминализированных деяний размазалось, потеряло целенаправленность само понятие «легализация» (отмывание) доходов, полученных преступным путем. Может быть, в разделе монографии, написанном в прагматическом ключе, не совсем уместна ссылка на философа, да еще столь ортодоксального, как Ф. Ницше, но уж очень образно и точно с его помощью можно охарактеризовать основополагающую идею, заложенную законодателем в ст. 209 УК. По мысли Ницше, если идея теряет свою однозначность, логическую непротиворечивость, она истончается, становится запутанной, «становится женщиной», то есть загадочной, двусмысленной, способной рождать только слабость.
Ситуация объясняется (но не оправдывается) историей включения ст. 209 в УК Украины. Инициатива в криминализации исследуемого деяния принадлежит США, которые провели успешную кампанию давления на другие государства с целью принятия аналогичных законов. Активную борьбу с отмыванием доходов ведет ряд международных организаций, в частности Группа разработки финансовых мероприятий борьбы с отмыванием денег (FATF), работающая под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Давление FATF, которая внесла Украину в «черный список» стран, не сотрудничающих с ней в борьбе с отмыванием денег, и послужило причиной столь скоропалительного, без должной научной проработки, принятия закона и внесения изменений в ст. 209 УК Украины.
По мнению специалистов, самым уместным и действенным из американских проектов является модель Inter-American Drug Abuse Control Commission Model Regulations, которая рассматривает все случаи отмывания денег, связанные с торговлей наркотиками и прочими особо тяжкими преступлениями. Несмотря на излишне пафосное название, документ был способен повлиять на сложившуюся ситуацию: он включал в себя 21 статью, вводную часть и отдельное приложение с рекомендациями для каждой отдельной страны относительно наиболее эффективных вариантов борьбы с отмыванием денег. Основой этой модели (которая была опубликована в июне 1999 года) послужил законопроект Организации Объединенных Наций со столь же броским названием: Unition Nations Convention Against Illicit Traffic in Narcotic Drugs and Psychotropic Substances (1988 год).
В модели определен круг лиц, подпадающих под признаки преступления:
- любой человек, который покупает, владеет, использует, управляет, конвертирует, переводит, перевозит на новое место частную собственность, зная, что эта собственность является прибылью от тяжкого преступления, но все равно действуя предумышленно;
- любой человек, который скрывает, маскирует или сознательно утаивает истинное происхождение, источник, месторасположение, перемещение и права на владение частной собственности, зная, что эта собственность является прибылью от тяжкого преступления, но все равно действуя предумышленно;
- любой человек, который содействует совершению любых преступлений в качестве подельника, сообщника, организатора, спонсора или заказчика.
Даже беглое сравнение показывает родство американского и отечественного документов. Украинские законодатели даже не удосужились уйти от использования не присущей нашему нормотворчеству терминологии, сохранили отличающуюся от отечественной законодательной техники структуру нормы. Но основная беда в том, что, при всем старании, произошло искажение содержательной части нормы.
Перевод с английского в Верховной Раде периодически создает проблемы. Затуманили текст конвенции о языках национальных меньшинств настолько, что есть основания для политических дискуссий по сей день. В другом случае дошло дело до конфуза. В июне 2003 г. Украина планировала присоединиться к Международной конвенции по перевозке железнодорожных грузов. Аббревиатура этой конвенции COTIF (КОТИФ). По ошибке одного из ответственных работников во время голосования на табло высветилась (и позже была занесена в стенограмму) надпись «Ратифікація Міжнародної конвенції з перевезення залізничним транспортом котів». Столь странное название депутатов не смутило. Почему для перевозки мышей, львов, жираф закон не требуется, а для котов нужен специальный закон? На депутатов, как свидетельствует история, западные ярлыки, да еще имеющие статус международных, действуют гипнотически, рука к кнопке голосования тянется сама. К тому же, как признал в свое время бывший спикер В. Литвин, проекты законов читают в лучшем случае 2 – 5 депутатов. В результате конституционное большинство (проголосовал 371 депутат) решило узаконить право наших мурзиков ездить по железной дороге. Конвенция в таком виде продолжает действовать и сегодня.
Стоит ли удивляться, что закон и изменения в ст. 209 УК Украины были приняты безоглядно, несмотря на существенные несовпадения при дословном переводе содержания правовых норм и правовой терминологии. Отсюда столько потуг в толковании ст. 209 УК Украины.
Но это детали, суть в другом. Понятно, разработчики международных конвенций не ставили, да и не могли поставить задачу разработки проекта уголовно-правовой нормы для каждого государства. При единстве задач национальные особенности, а на деле – влияние тех или иных научных школ, отражающих чьи-то политические и экономические интересы, приводят к тому, что, казалось бы, однотипные нормы кодексов разных государств имеют текстуально и содержательно различающиеся диспозиции и неодинаковые санкции. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить нормы, регламентирующие ответственность за легализацию преступно нажитого, даже в странах СНГ.
Вариации отмечаются и в текстах норм, регламентирующих ответственность за причастность к совершенному преступлению. Еще больше проблем в толковании этих норм. Например, досужие исследователи нашли массу коллизий (во всяком случае, спорных вопросов): как быть, если исполнитель предикатного преступления умер, или не достиг возраста уголовной ответственности, либо признан невменяемым?. Могу подкинуть для обсуждения более запутанную ситуацию: в момент совершения предикатного преступления исполнитель находился в состоянии невменяемости, а ко времени легализации денежных средств и имущества, приобретенных – определите теперь, каким юридически значимым путем, вышел из состояния невменяемости.
Казуистику можно множить, но она не определяет основного направления решения проблемы. Да и сама проблема имеет не столько теоретическую, сколько практическую сущность. При всем разнообразии в каждом развитом уголовном законодательстве есть институт соучастия, институт прикосновенности. На уровне международного сообщества был определен круг деяний и лиц, в той или иной мере виновных в легализации преступных доходов. Хочу подчеркнуть: определен перечень деяний и лиц, а отнюдь не проект уголовно-правовой нормы. Как-то не верится, что в Украине нет квалифицированных юристов, знающих иностранные языки и способных разобраться в идее документа и его содержании. Даже если очень спешили (по принципу: бросить кость собаке, чтобы не рычала) добиться исключения из «черного списка» FATF, времени было достаточно, можно было пригласить зарубежных специалистов, если своих дефицит.
Впрочем, при желании юрист даже со средними способностями в силах понять различие между основным составом и его производными. Если хотели усилить ответственность, достаточно было ввести специальные нормы, регламентирующие наказание именно за укрывательство, скупку заведомо приобретенного преступным путем и др. как причастность к легализации преступных доходов, а не делать винегрет в одной норме. Тем более, что прецедентов разумной дифференциации ответственности в зарубежном законодательстве больше чем достаточно. В Великобритании, например, выделяют три вида корпоративных преступлений, ответственность за которые может лечь на плечи служебного персонала:
- Содействие в отмывании денег. Мера наказания – 14 лет тюремного заключения, штраф или и то, и другое. В этом случае виновный получает, скрывает, удерживает или инвестирует средства, являющиеся результатом серьезного преступления.
- Выдача преступникам конфиденциальной информации. Мера наказания – 5 лет тюремного заключения, штраф или и то, и другое. В этом случае виновный предупреждает клиента или третью сторону о том, что соответствующие власти заинтересовались его деятельностью.
- Отказ от своевременного оповещения правоохранительных органов о подозрительной активности. Мера наказания – 5 лет тюремного заключения, штраф или и то, и другое.
На этом фоне ст. 209-1 УК Украины вызывает только недоумение как в части диспозиции, так и по санкции.
Сделаю небольшое отступление. Уголовное законодательство Украины унаследовало без критического переосмысления былую иерархию оценок общественной опасности преступлений, в которой ответственность за все формы прикосновенности существенно меньше, чем за совершение основного преступления. На первый взгляд логика в этом есть: убийство и сокрытие следов убийства это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Но в данной работе мы анализируем весьма показательный состав преступления, предусмотренный ст. 209 УК Украины, и утверждаем, что ответственность за это деяние установлена в целях лишения преступника экономической выгоды, как антистимул к совершению корыстных преступлений. Хочется надеяться, что законодатель сознательно руководствовался этой целью, а не отдал дань требованиям Запада. Коль так, то ст. 209 УК надо рассматривать как первую ласточку новых веяний в уголовной политике.
Безусловно, правы авторы, которые утверждают что между основным преступлением и прикосновенностью нет прямой причинно-следственной связи. Но таковая включает в себя, помимо категории «причина», еще и категорию «условие», достаточно исследованную в криминологии. В таком контексте небесспорно утверждение В.А. Кузнецова: «Поскольку деятельность приобретателя или сбытчика никогда не является причиной преступного последствия, не содействует совершению преступления, связь ее с основным преступлением носит условный характер». Тот факт, что сторож самовольно покинул свой пост, не является причиной кражи, но служит деятельным условием ее совершения. В равной мере осознание основанной на реалиях возможности сбыта похищенного психологически содействует возникновению умысла на преступление и его реализацию.
Да, действительно, преступник должен быть наказан. Но не менее важно убедить его, что содеянное не останется безнаказанным. Речь не идет только об эффективности работы уголовного розыска, следствия и суда. Важно лишить преступника уверенности в том, что ему помогут уйти от наказания люди из его окружения, которые согласятся укрыть похищенное, уничтожить или замаскировать следы преступления. Для этого целесообразно радикально увеличить санкции за заранее не обещанное содействие в сокрытии преступления, скупку полученного заведомо преступным путем, восстановить ответственность за недонесение о совершенном преступлении.
И еще одно. В уголовном праве санкции являются видом кары. Однако и теория, и практика свидетельствуют: эффективность управления общественными процессами достигается при разумном сочетании наказания и поощрения. Сегодня требование к банкам сообщать обо всех подозрительных операциях неизбежно порождает отток определенной части клиентов, снижение доходов, в том числе и клерков, которые обязаны выполнять предписание закона. Отсюда на практике допускается избирательность в принятии решения, идет поиск поводов, чтобы не признавать подозрительной даже ту операцию, которая не вызывает сомнений в противозаконности. Если основная цель борьбы с преступностью – ее пресечение, а не пополнение государственного бюджета за счет конфискации преступных доходов, то разумно предусмотреть в законе компенсацию потерь банка и его служащих от сокращения клиентской базы за счет средств от конфискации или налагаемых на преступника штрафов. В США законодательно предусмотрена возможность выплаты вознаграждения лицам, предоставившим информацию, которая привела к взысканию свыше 50 тыс. долларов в виде штрафа или конфискации. Не вижу препятствий против введения аналогичного порядка в Украине. Более того, данная мера должна стать составной частью института вознаграждения граждан за содействие раскрытию преступлений, хотя бы тяжких. Экономическая выгода в силу очевидности не требует подтверждения расчетами.
Приступая к дальнейшему изложению, хочу зафиксировать две отправные позиции.
Сам термин «легализованный» является синонимом «законный». Однако в контексте ст. 209 УК он более чем условный. Да, деньги, положенные в банк и затем перечисленные для оплаты какой-то операции, сфабрикованный договор купли-продажи ворованной автомашины создают видимость легализации. Однако остается открытым вопрос к субъекту преступления: где ты взял деньги, которые положил в банк или на которые купил автомашину? И пока нет вразумительного, поддающегося проверке ответа, ни о какой реальной легализации разговора быть не может.
Отсюда важный вывод: поскольку понятие легализации условно, а по сути – незаконно, алогично требовать для квалификации по ст. 209 УК Украины использования только правомерных средств, с помощью которых преступным доходам придается видимость легализованных. За рубежом общепризнано, что международная торговля через компании по импорту-экспорту широко используется либо в качестве прикрытия для отмывания «грязных» денег, либо как реальный механизм стирки. Так, компания, которая уже является эффективной ширмой для криминальных дел, на регулярной основе выплачивает крупные сумму поставщику из другой страны. Что она покупает – не суть важно, даже если наименования этих товаров черным по белому прописаны в инвойсах (по получении они все равно сразу летят в мусорное ведро). Важно, что вся эта документация красноречиво свидетельствует о том, как были потрачены деньги и откуда растут ноги у прибыли, которая была успешна отмыта компанией-покупателем в результате сделок с поставщиком (которого преступники, разумеется, тщательно контролировали). Или другой пример. В Норфолке (штат Вирджиния, США) следствие вышло на генерального менеджера салона по продаже автомобилей, который в итоге пошел за решетку по обвинению в отмывании денег для наркоторговцев. Гай Эмьюэль неоднократно продавал машины преступниками за наличность: он выписывал счета, снабжал автомобили номерными знаками и помогал клиентам брать ссуды в банке на имена других людей. В одном случае оказалось, что машина была куплена 67-летним слепым инвалидом, который не только не мог ею управлять, но и вообще ничего не знал о своей покупке. А в СНГ дебатируется, будет ли отмыванием преступных доходов заключение мнимой сделки либо фиктивного договора дарения. Да, Гражданский и Уголовный кодексы одного правового поля ягоды, но растут они на разных участках, и если человек не соблюдает нормы Уголовного кодекса, то наивно думать, что, отмывая доходы, он будет действовать только в рамках ГК Украины.
И самое главное. Легализация не сводится к тому, чтобы на украденные деньги крепко выпить и обильно закусить, купить модные штаны или колечко любимой женщине. Пресечь такую направленность – важная, но самостоятельная задача. Не всякое распоряжение преступно приобретенным означает его легализацию. Легализация предполагает возможность выпить и закусить, купить штаны или колечко на средства, которым придана видимость законно добытых. Иными словами, между кражей денег и покупкой штанов должна быть промежуточная операция, которая и квалифицируется как легализация (отмывание) преступно приобретенного.
Понятно, столь сложная задача решается отнюдь не для того, чтобы на легализованные деньги купить штаны. Овчинка стоит выделки, когда легализованные деньги пускаются в оборот, становятся инструментом хозяйственной, банковской и другой столь же серьезной деятельности. Именно в этом видится цель преступной деятельности, ответственность за которую должна предусматривать ст. 209 УК Украины. Но «маємо те, що маємо», его-то и попытаемся частично проанализировать.
Диспозиция ст. 209 УК Украины в большинстве случаев предполагает прямолинейную связь: предикатное преступление по завладению денежными средствами или иным имуществом – разовая операция по их легализации. Такая ситуация типична в большинстве примеров из отечественной судебно-следственной практики. Складывается впечатление, что раскрытие преступления, когда субъект, совершил хищение и сразу «засветился», приобретя на ворованные средства «Мерседес» за 200 тыс. евро, – предел сыскных возможностей наших правоохранительных органов.
Существующая судебная статистика фиксирует примитивные факты движения денежных сумм и иного имущества после придания им статуса преступно полученных приговором, вынесенным за совершение предикатного преступления. Однако так поступает криминальная шпана, мелкие лавочники от криминального бизнеса. (В подавляющем большинстве к реальной легализации они не имеют никакого отношения.) Крупные же акулы совершают многоходовые комбинации не по отдельному отмыванию преступно полученных доходов (в толковании ст. 209 УК), а по имитации законности самого их приобретения в предикатном преступлении либо по уходу от контроля в рамках национального правового поля в офшоры и другие далекие края.
Так, во Франции в 2003 году состоялся суд над нефтяной компанией «ЭЛФ». Следствие длилось восемь лет, дело насчитывало 256 томов. Только схема, на которой изображена система взяток и комиссионных, секретных счетов и банковских переводов по одному из эпизодов, занимает семь погонных метров. А для проекции диапозитивов с другими схемами пришлось заказать специальный проектор.
Изобретательности можно только завидовать. Так, специалисты по отмыванию средств в Великобритании придумали совершенно новую схему для очистки своих капиталов. Для ее осуществления нужно произвести существенную переплату в налоговом департаменте (или другом учреждении по работе с налогами), заранее приготовив логичное оправдание: виной всему так называемая «канцелярская ошибка». Обнаружив факт переплаты, налоговая инспекция рано или поздно вышлет преступникам чек на подлежащую возврату сумму, который, ясное дело, можно обналичить в любом банке или соответствующем финансовом учреждении без каких-либо подозрений со стороны его служащих. В нашем отечестве аналогом является операция с налогом на добавленную стоимость.
Практически каждый элемент деяния, квалифицируемого как преступление в диспозиции ст. 209 УК Украины, требует детальной регламентации и комментария.
Начнем по порядку. К легализации всеми авторами безоговорочно относится совершение финансовой операции. Расхождение только в деталях понимания, что такое финансовая операция. Приведу пример из собственной практики работы следователем прокуратуры. Правда, тогда еще не было не только ст. 209, но и самого Уголовного кодекса независимой Украины. Грабитель средь бела дня напал на женщину-почтальона и вырвал у нее сумку с деньгами. Преступник полагал, что он завладел деньгами, предназначенными для оплаты переводов, пенсий и т.п. Однако спустя неделю, приехав в родное село, из рассказов односельчан узнал, что его жертвой оказалась внучка уважаемых соседей, которые стали погорельцами. Желая им помочь, внучка и несла на почту в служебной сумке заработанные ею и одолженные у сослуживцев деньги для перевода. Словесный портрет внучки, обстоятельства ограбления и размер похищенной суммы не оставляли сомнений. Грабитель, специально приехав в другой город, замаскировав внешность, сделал денежный перевод, равный сумме похищенного, в адрес погорельцев. (Этот гуманный поступок и стал ниточкой к раскрытию преступления: документы на денежный перевод он заполнил лично.)
Такого рода анонимные пожертвования в адрес тяжелобольных, сирот, разного рода благотворительных организаций далеко не редкость среди определенной категории преступников, как верующих в Бога, так и атеистов. И не только среди грабителей или убийц. Ныне анонимные пожертвования модны и у не совсем чистых на руку (зачастую вынужденно) бизнесменов. Есть и другие подобные примеры, которые не отнесешь к разряду экзотики. Естественно, никакой легализации преступных доходов в контексте ст. 209 УК здесь нет и близко.
Пойдем дальше: заключение сделки с денежными средствами или другим имуществом. Здесь ясности вроде бы больше, ибо практически все авторы апеллируют к Гражданскому кодексу. Непонятно только, почему именно к Гражданскому. У россиян другого выбора нет, но в Украине вместе с Гражданским одновременно был принят Хозяйственный кодекс, который и регулирует хозяйственные обязательства, договоры и т.п. в хозяйственной деятельности. В итоге в Украине сделкой, основанной на ГК, скорее можно назвать покупку колбасы или штанов, чем вложение денег в уставной фонд ООО.
Но останемся с парадигмой Гражданского кодекса. Грабитель, снявший с жертвы эксклюзивную шубу, уникальное колье, другие нестандартные вещи и продавший все это скупщику краденого, заключил сделку? Безусловно. А легализовал он тем самым похищенное? Если речь идет о вещах, то двух мнений нет – на общее обозрение их выставить нельзя. Просто обязанность легализовать похищенное теперь перешла от грабителя к скупщику краденого.
Поставьте на место скупщика краденого обыкновенного «лоха», ситуация не меняется – завтра к нему придет милиционер и выяснит личность продавца, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сделка была совершена, но она не придала имуществу статуса легального.
Если речь идет о деньгах, полученных от сделки, то сам факт их наличия ни о чем не говорит, пока не замаскирован источник происхождения. Наркобарон также должен найти объяснение деньгам, полученным от продажи наркотиков, как и грабитель, продавший ворованную шубу. В противном случае кража непосредственно денег должна квалифицироваться по совокупности с легализацией.
Столь же алогично считать легализацией преступных доходов приобретение (или строительство) особняков, дорогих автомашин, антиквариата и т.п. Если источник доходов предварительно не легализован, то, напротив, появление трехэтажной виллы у мелкого клерка или лотошника с рынка объективно должно немедленно привлечь внимание соответствующих органов. Ситуация настолько однозначно, что даже стала предметов анекдотов.
Налоговый инспектор спрашивает мужика:
– У тебя такая маленькая зарплата! На что особняк построил?
Мужик:
– Да рыбачил я однажды на речке и поймал золотую рыбку. Ну, и попросил у нее особнячок!
Налоговик:
– Что за ерунда! Думаешь, я поверю?
Мужик:
– Не веришь?! Поехали, особняк покажу.
Операции с недвижимостью являются практически неотъемлемой частью отмывания преступных доходов в крупных размерах. Рано или поздно у преступника появляется желание получить «законное» бунгало, соответствующее размеру его состояния, но столь прямолинейные операции – исключение. Ныне популярны самые изощренные схемы. Например, преступник не покупает недвижимость, а арендует ее у зарегистрированной за границей международной торговой компании с анонимным владельцем. Разумеется, как недвижимость, так и офшорный центр принадлежит преступникам, но стоит полиции нагрянуть с арестом и конфискацией имущества – попробуйте доказать их причастность. Это либо очень трудно, либо вообще невозможно.
Если говорить о примитивных формах операций с недвижимостью в целях отмывания доходов, то выглядят они чаще всего так: лицо, имеющее намерение отмыть деньги, покупает какую-то собственность, расплачиваясь официальными банковскими платежными документами и законно заработанными деньгами, причем по официально установленной цене, которая гораздо ниже реальной рыночной стоимости. Остаток покупной цены незаконно выплачивается наличностью. Затем эта собственность вновь продается по полной рыночной стоимости, при этом в возвращенной денежной сумме незаконный компонент уже выглядит как доход от сделки с недвижимостью. Но данная схема используется для операций с любым товаром, а не только с недвижимостью.
Вызывает удивление, как, закрыв глаза, авторы научных изданий, без каких-либо попыток найти объяснение столь очевидному противоречию, в комментарии к закону безоговорочно относят любое приобретение чего угодно, в том числе недвижимости, к легализации преступных доходов. Возможно, причина в некритическом, прямолинейном толковании диспозиции ст. 209 УК Украины, в которой не определена цель преступной деятельности – придание правомерного вида владению, пользованию и распоряжению денежными средствами и иным имуществом, полученными путем совершения предикатного преступления. В этой части российский законодатель оказался на голову выше отечественного, четко сформулировав хотя бы в одной норме цель легализации преступно добытых доходов.
Как указывалось, в международных документах не ставилась задача довести каждую позицию до уровня законодательства всех государств. В них легализация преступных доходов рассматривается как глобальное явление и рекомендации даются в соответствующем масштабе. Ориентиром выступают государства, где преступность обрела самые «совершенные», наиболее сложные формы. Не думаю, что в США как легализация преступных доходов квалифицировалась бы сделка по продаже ворованной шубы исполнителем предикатного преступления. В доступных изданиях приводятся примеры другого уровня.
Компания из Соединенных Штатов хочет отмыть один миллион наличных долларов. На эти деньги она закупает двести пар наручных часов (приблизительной стоимостью в 5 тыс. дол. США за пару), а затем экспортирует их в свои дочерние компании, находящиеся в Ирландии, на Багамах, во Франции или Италии – нужное подчеркнуть. Импортер получает и оплачивает инвойс на пять долларов за каждую пару, а затем перепродает всю партию по рыночной стоимости в пять тысяч долларов. Таким образом, избежав пошлин на импорт, американская компания успешно отмывает один миллион долларов за пределами США. И ведь не придерешься: это абсолютно легальный бизнес с клиентами из другой страны.
По мере того как новые рынки корпоративной, финансовой и индустриальной защиты росли и конкурировали между собой за клиентов, некоторые очень богатые люди придумали, как использовать созданные на Багамах компании для того, чтобы замаскировать деловые операции. Багамские компании покупали по всему миру товары, предназначенные для ввоза в США, делали на них наценку и затем продавали эти товары своим же собственным компаниям в Штатах. Американские компании показывали нулевой или ничтожный уровень прибыли, скрывая ее на безналоговых Багамах.
С этого скромного уровня высокодоходная практика «трансфертного ценообразования» выросла настолько, что стала влиять на 60% мировой торговли. Из отчета, подготовленного в Соединенных Штатах, следует, что в 2001 г. министерство финансов США потеряло из-за трансфертного ценообразования 53 млрд. дол. доходов.
Есть еще масса теоретических проблем, обусловленных нечеткостью формулы диспозиции статьи 209 УК Украины. Но они блекнут, когда начинаешь анализировать сферу практического применения нормы.
Источник: глава из монографии
Беницкий А.С., Розовский Б.Г., Якимов О.Ю. Ответственность за легализацию преступно приобретенных доходов в уголовном законодательстве Украины и Российской Федерации: Монография / МВД Украины, Ин-т экон.-пр. исл. НАН Украины, Луган. гос. ун-т внутр. дел им. Э.А. Дидоренко, Восточноукр. нац. ун-т им. В. Даля. – Луганск: РИО ЛГУВД им. Э.А. Дидоренко, 2008. – 496 с. – Библиогр.: С. 463-492.