Проблема определения понятия «коррупционное преступление» касается не только его сути, содержания и наполнения конкретными признаками, но и самой возможности его существования в уголовном праве. Как известно, источниками уголовного законодательства являются Уголовный кодекс РФ и новые законы, дополняющие или изменяющие его, предусматривающие уголовную ответственность и подлежащие включению в УК РФ (ст. 1 УК РФ). Следуя этому правилу, Федеральный закон РФ от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» не может быть источником для уголовного права. Это и понятно, так как он является комплексным, межотраслевым, определяющим основные понятия и принципы борьбы с коррупцией. Однако именно в нем дается содержание понятия коррупции, отсылающее нас к отдельным составам преступлений, закрепленным в УК РФ. Парадокс ситуации состоит в том, что понятие «коррупция» не является собственно уголовно-правовым, хотя его содержание раскрывается не столько за счет указания на обобщенные признаки, сколько через перечисление, в основном, конкретных составов преступлений из УК РФ.
С другой стороны, если назвать эти перечисленные в ФЗ «О противодействии коррупции» составы преступлений «коррупционными преступлениями», то этот термин также не будет уголовно-правовым, так как и само понятие «коррупция» таковым не является. Более того уголовно-правовое значение, в соответствие с той же ст. 1 УК РФ, имеют лишь те положения и термины, которые отражены в Уголовном кодексе РФ. Так имеет ли право на существование понятие «коррупционные преступления»?
Ответ на данный вопрос видится положительным, исходя из следующих воззрений. Во-первых, в УК РФ присутствует классификация преступлений по признакам объекта, и, как известно, присутствует деление на преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы органов местного самоуправления (глава 30 УК РФ), преступления против службы в коммерческих и иных некоммерческих организациях (глава 23 УК РФ), многие из которых (но все из преступлений данных глав УК РФ) составляют сущность коррупции. Есть преступления, совершаемые путем подкупа, не относящиеся по объекту к названным классификационным группам (например, закрепленные в ст. 141.1, ст. 184 УК РФ), хотя тоже являющие собой суть коррупции. Таким образом, несовпадение устоявшейся уголовно-правовой классификации, составляющей структуру Уголовного кодекса РФ, с выделением группы коррупционных деяний, является аргументом в пользу возможности существования данного интегрирующего понятия.
Во-вторых, отсутствие в УК РФ закрепленного термина «коррупционные преступления», не дает право не причислять его к уголовно-правовым категориям. Как известно, в уголовном законе отсутствует понятие состава преступления, элементов и конкретных названий признаков состава, однако это не дает нам основания не считать их уголовно-правовыми, напротив процесс квалификации преступлений основан именно на этих научных уголовно-правовых терминах, таких как «объект преступления», «объективная сторона», «субъект преступления», «субъективная сторона» и их признаки. Они являются для нас основополагающими в науке уголовного права, даже без закрепления в законодательных источниках.
Таким образом, термин «коррупционные преступления» вполне имеет право на существование как уголовно-правовой, интегрирующий данную группу преступлений, приемлемый для науки уголовного права. При этом звучат предложения о непосредственном закреплении в УК РФ либо в Общей, либо в Особенной части УК РФ определения коррупционных преступлений. В отношении данных суждений следует отметить, что каждое внесение изменения в УК РФ должно иметь под собой не только основание, но и преследовать определенные цели и задачи. Определение понятия исследуемой группы преступлений, более того составление конкретного перечня преступлений, которые являются коррупционными, непосредственно в уголовном законе (нынешней его редакции) не имеет смысла, так как это не повлияет ни на дифференциацию ответственности, ни на переоценку общественной опасности, ни на назначение наказаний за совершение конкретных преступлений. Но если гипотетически предположить, что, к примеру, ст. 63 УК РФ содержала бы в качестве отягчающего обстоятельства такое как «совершение коррупционного преступления» или «совершение преступлений в совокупности, хотя бы одно из которых относилось бы к числу коррупционных», то такие обстоятельства уже потребовали бы уточнения в виде конкретной нормы – перечня этих самых преступлений непосредственно в уголовном законе.
В законодательстве некоторых государств из ближнего зарубежья присутствует определение коррупции и коррупционных деяний. Так, например, в УК Кыргызской Республики в ст. 303 «Коррупция» указывается, что под ней понимается «умышленные деяния, состоящие в создании противоправной устойчивой связи одного или нескольких должностных лиц, обладающих властными полномочиями, с отдельными лицами или группировками в целях незаконного получения материальных, любых иных благ и преимуществ, а также предоставление ими этих благ и преимуществ физическим и юридическим лицам, создающее угрозу интересам общества или государства».
В УК Эстонии (ст. 164.2) закреплено определение коррупционного деяния: «Коррупционное деяние – это принятие необоснованных или противоправных решений в целях получения коррупционного дохода или с иной корыстной целью, либо совершение в этих целях необоснованных или противоправных действий, либо непринятие обоснованных правомерных решений, либо несовершение обоснованных правомерных действий должностным лицом с использованием своего служебного положения».
Однако не думается, что данные примеры должны быть руководством к действию. К сожалению, следует констатировать тот факт, что изменения и дополнения в уголовно-правовой материи стали частным явлением. Некоторые авторы даже отмечают «декодификацию» уголовного закона, то есть наличие такого количества изменений, которые не дают воспринимать его как целостный системный нормативный акт. За период действия УК РФ с 1996 г. только 18% его нормативного материала остались неизменными, остальные – подверглись редактированию в сторону криминализации, декриминализации, пенализации, депенализации и другим изменениям. В этой связи хотелось бы отметить, что уголовному законодательству требуется большая стабильность и неизменность, поэтому введение термина «коррупционные преступления» не должно пошатнуть структуру Особенной части УК РФ, отправив на «переплавку» все его положения. Поэтому данный термин может остаться в рамках употребляемых в науке и в системе учета преступлений (если последнее в принципе того требует, так как, как видим, учитываются преступления коррупционной направленности, а не коррупционные преступления).
Коррупционные преступления как вид преступлений должны быть объединены в рамках присущих им признаков, на основе которых должно быть обозначено их понятие. В юридической литературе множество позиций относительно критериев и самого списка коррупционных преступлений. По одной из них признаками коррупционных преступлений являются: сделка между должностным лицом или служащим и лицом, заинтересованным в определенном поведении указанных лиц; обоюдно возмездный характер такой сделки; заведомая противоправность такой сделки, совершение которой запрещено под угрозой юридической ответственности нормами позитивного законодательства. Судя по этим критерием, коррупция включает в себя только взяточничество и коммерческий подкуп, а такой подход противоречит принятому Федеральному закону РФ «О противодействии коррупции».
Так как термин «коррупционные преступления» складывается из двух составляющих – коррупция и преступление – то, следует отталкиваться от признаков этих понятий.
Во-первых, памятуя о признаках преступления, обозначенных в статье 14 УК РФ, строить признаки коррупционного преступления требуется на понимании того, что являет собой общественная опасность, виновность, противоправность, наказуемость. С учетом обобщения знаний в данной области, изложим следующее.
Общественная опасность преступления состоит в характере и степени вреда, причиняемого им обществу – то есть сфере направленности данного вреда и его возможном количественном соотношении с другими видами преступлений. В данном случае причинение вреда при совершении коррупционных преступлений, в первую очередь, затрагивают сферы государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления, интересов служебной деятельности в коммерческих и иных организациях. Этот вывод напрашивается в виду того, что коррупция связана именно со служебной сферой, деятельностью чиновников и других лиц, имеющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции.
Виновность лица заключается в доказанности вины в виде прямого умысла и корыстной цели (мотива) либо цели получения преимуществ от незаконного предоставления имущественной выгоды.
Наказуемость лица видится в применении к лицу тех мер государственного принуждения, которые обозначены в санкциях статей УК РФ и которые суд, руководствуясь правилами назначения наказаний, сочтет возможным к исполнению в отношении конкретного лица, виновного в совершении преступления.
Противоправность сводится к запрещенности уголовным законом конкретных деяний, признанных коррупционными. Таким образом, определение данного признака сводится к определению постатейно коррупционных преступлений. При этом, как это ни парадоксально, выявление данных преступлений должно базироваться на предъявляемых к ним требованиях, с точки зрения Федерального закона РФ от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции», но именно это поможет нам более полно раскрыть признаки общественной опасности, виновности и наказуемости данных деяний.
Источник: Бугаевская Н.В. «Коррупционные преступления: особенности определения термина»