Кто попадает далее цели, тот так же промахивается, как и тот, кто не попал в цель.
Монтень
Нормотворчество – это, по сути, процесс осмысления накопленного человеческого опыта, порой жестокого, трагического. Например, считается, что правила техники безопасности писаны кровью тысяч поколений тружеников, ставших жертвами ненадлежаще организованных производственных процессов. Уголовный процесс при рассмотрении в таком ракурсе – те же правила производственной безопасности, но в узкой, специфической сфере, именуемой уголовным судопроизводством. Пользуясь аналогией, можно с полным основанием утверждать, что и нормы уголовно-процессуального законодательства исторически приобрели современный вид, очищаясь от крови и мук не меньшего числа поколений, безвинно загубленных во времена рабовладения, инквизиции, всевозможных форм внесудебной расправы и судебного произвола, ошибок, допускавшихся на стадии следствия и судебного разбирательства.
Как и правила производственной безопасности, уголовный процесс становится все более взвешенным, выверенным, в мельчайших деталях согласованным с нормами цивилизованной морали и этики. Прогресс очевиден. Однако он имеет и обратную сторону: по мере приближения к идеалу утрачивается его практичность. Явление закономерное, ибо идеал как философская категория есть нечто, в принципе недостижимое. В сфере регулирования безопасности производства такой результат уже наступил, появилось даже новое понятие – «итальянская забастовка», когда работники пунктуально выполняют все установленные правила и предписания, а в итоге деятельность предприятия парализуется. Но если «итальянские забастовки» – это разовая форма открытого социального протеста, то в уголовном судопроизводстве соблюдение идеализированных, не адекватных современным условиям требований УПК – повседневность, стойкий процесс, результаты которого иногда латентны, но, тем не менее, в массе они уже вылились в ощутимое снижение уровня противостояния правоохранительных органов организованной и прочей преступности.
Трудно объяснить, почему по поводу столь неблагоприятной ситуации нет сколько-нибудь заметных выступлений ни научных авторитетов, ни практиков. Дружно осудили уголовное судопроизводство советского периода как обеспечивавшее приоритет репрессивной задачи не допустить оправдания виновного и заявили, что в правовом государстве этатические интересы должны уступить место всеохватывающей защите прав и свобод личности, исключающей риск осуждения невиновного и ущемления прав человека [1]. Почему-то решили, что эти две задачи — взаимоисключающие, антиподы, хотя не только в теории, но и на практике они должны и могут быть в единстве. Видимо, ничему не научили иллюзии прошлого, если вновь надеемся, что «свобода нас встретит радостно у входа и братья (на сей раз криминальные «братки») меч нам отдадут». Есть все основания полагать, такая политика далеко не случайна.
По совершенно справедливой оценке одного из ведущих российских криминологов В.В. Лунеева, преступность после мировых войн и возможных глобальных катастроф стала главной угрозой современности. Темпы ее прироста выше темпов прироста населения. Преступность качественно совершенствуется, увеличивается общественная опасность и причиненный ею ущерб. Законодательная регламентация процессуальных основ борьбы с преступностью происходит с избирательным запаздыванием. Действенные законопроекты отвергаются, проваливаются по демагогическим мотивам защиты частной жизни и прав человека. Для убедительности они подкрепляются пугалом «37-го года». Общество годами бросают в дискуссии об этом, объективно давая возможность политической, экономической и правящей элите безнаказанно совершать тяжкие преступления.
«Первое, о чем задумались власть имущие после смерти диктатора Сталина, – пишет В.В. Лунеев, – это освобождение от законного контроля правоохранительных органов. Они добились этого, и их разложение еще в советское время стало почти всеобщим. С тех пор они эту привилегию не уступают… Элитарные организованные и коррумпированные преступные группы, формирования и сообщества на пушечный выстрел не подпускают к себе органы правоохраны».
Исповедующие абсолютный либерализм теоретики «противопоставляют гуманность правосудия его эффективности, активную защиту прав преступников насущным правам их жертв, хотя эти понятия в уголовном процессе неразделимы. При таком подходе и при тоталитаризме, и при либерализме общество попадает в криминальный капкан».
В.В. Лунеев приводит, как он называет, школьный пример.
«Предположим, что в нашем зале похищен ценнейший предмет. Есть два крайних подхода к его нахождению: первый – всех обыскать, найти предмет и виновного. Метод эффективен, но незаконен. Второй – после длительной доследственной проверки возбудить уголовное дело, установить основную массу присутствующих в зале, в течение многих месяцев, а иногда и лет подозревать каждого, всех по нескольку раз допросить, для разрешения противоречий провести необходимые очные ставки, следственные эксперименты, экспертизы и завершить дело ничем. Бесполезно, дорого, но законно. Где выход?» [2]. Вопросы, вопросы, вопросы.
Постсоветская теория уголовного процесса обладает одним отличительным свойством: ее способность создавать проблемы значительно превосходит возмонсность их решения. Есть два способа отношения к жизни. Первый – реалистический, основанный на понимании ее принципиального несовершенства. Второй – идеалистический, заключающийся в стремлении непременно достичь совершенства в любом жизненном направлении. Об идеалах пишут в учебниках, довольно часто их помещают в законы. Когда дело доходит до реализации, выясняется, что все не так гладко.
Данная констатация приобретает актуальность в свете снятия былых ограничений на доступ к канонам естественного права в украинской постсоветской юридической науке. Оно ознаменовалось листопадом, шквалом статей, монографий, конференций, симпозиумов, публицистических выступлений. Однако, вопреки законам диалектики, количество не перешло в качество. Юридические издания пестрят материалами о правах и свободах, европейских эталонах, которых мы никак не достигнем. А о том, что отечественный уголовный процесс, все более адаптируемый к этим эталонам без учета различий в социально-экономических и политических условиях, уровне правопослушания граждан, кадровом и материально-техническом обеспечении правоохранительных органов и многого другого, в результате утрачивает свою целенаправленность на обеспечение активной наступательной борьбы с преступностью, — не сказано почти ни слова. В действующем Уголовно-процессуальном кодексе Украины такая цель по воле законодателя вообще переместилась на второй план. Ст. 2 УПК регламентирует: «Задачами уголовного судопроизводства является охрана прав и законных интересов физических и юридических лиц, участвующих в нем, а также (выделено мной. – Б.Р.) быстрое и полное раскрытие преступлений…».
Характерно, что даже западные специалисты, проводившие экспертизу Проекта УПК РФ (Проект направлялся в Совет Европы в соответствии с указом Президента России), первоначально содержавшего формулу, аналогичную ст. 2 УПК Украины, критически восприняли стремление его авторов быть впереди планеты всей. В экспертной оценке отмечалось: «…эта статья преувеличивает добрые намерения авторов Проекта. Не может быть никакого сомнения в том, что в первую очередь задачей уголовного процесса является установление факта преступления, розыск подозреваемого и проведение беспристрастного судебного разбирательства с целью установить виновность подсудимого и назначить ему наказание. Утверждение на первом месте, что задачей уголовного процесса является защита личности, поднимает вопрос, какую личность следует защищать – обвиняемого от органов государства или потерпевшего от преступника?» [3].
Тем не менее, вопреки сложившейся далеко не бесспорной практике безоговорочного следования западным рекомендациям, в данном случае прошла близкая к первоначальному проекту редакция ст. 6 УПК РФ. Первый заместитель прокурора Москвы Ю. Синильщиков по этому поводу пишет: «В условиях роста преступности в стране вводится такой уголовно-процессуальный закон, который вообще как бы остается в стороне от задач борьбы с преступностью, а своим назначением провозглашает лишь защиту прав потерпевших от преступлений и тех, кто подозревается, обвиняется в их совершении» [4]. А откровения заместителя Генерального прокурора РФ С. Кехлерова о том, что 2новый УПК принимался не для того, чтобы следователям, прокурорам и судьям было удобно работать, а для обеспечения реальной защиты прав и свобод наших сограждан» [5], просто удивляют: почему одно должно исключать другое?
Проект нового УПК Украины, подготовленный рабочей группой Кабинета Министров Украины, избегал излишней либерализации задач уголовно-процессуального законодательства. В ст. 1 они определялись следующим образом:
- регулирование процессуального порядка изобличения лиц, виновных в совершении преступлений, привлечения их к ответственности и справедливого их наказания;
- защита лица от безосновательного привлечения к уголовной ответственности и осуждения невиновных;
- защита личной свободы лица, его имущества, чести, достоинства, других прав и законных интересов, а также государственных интересов, интересов и прав юридических лиц.
Однако Верховной Радой Украины в первом чтении был принят другой Проект, подготовленный группой народных депутатов. Первоначально статья 2 этого Проекта УПК имела следующую редакцию:
- определение порядка производства по уголовным делам, изобличения лиц, виновных в совершении преступлений, привлечения их к ответственности и справедливого их наказания;
- защита лица от безосновательного привлечения к уголовной ответственности и осуждения невиновных;
- охрана прав и законных интересов граждан, юридических лиц и государства, которым преступлением нанесен ущерб.
Но политологический жупел прав и свобод, воспринимаемых без должного осмысления, вновь вернул все на круги своя. После принятия поправок, на второе чтение предложена слегка модифицированная и расширенная редакция ст. 2 действующего Кодекса:
- охрана прав, свобод и законных интересов физических, юридических лиц и государства, которым преступлением причинен ущерб;
- изобличение лиц, виновных в совершении преступлений, привлечение их к ответственности и назначение им справедливого наказания;
- защита лица от безосновательного и незаконного привлечения к уголовной ответственности и необоснованного осуждения, освобождение от ответственности в случаях, предусмотренных законом.
Возражения против такой рокировки – глас вопиющего в пустыне: «Сегодня редко говорят и еще реже пишут о неотвратимости наказания за совершенное преступление. Порой создается впечатление, что этот важный, нужный принцип тихо «скончался»» [6].
Одна из причин сложившейся ситуации – несовершенство методологии исследований в юридической науке и основанной на их результатах законодательной практики. Возможно, причину следует искать в специфике методологии общественных, в том числе юридических, наук еще советского периода, когда исследователю было достаточно только сослаться на использование всеобъемлющего метода марксистского диалектического материализма. Если исключить описанные в литературе анекдотические примеры типа применения закона единства целого и его частей для обоснования выводов судмедэксперта при исследовании расчлененного трупа, то случаев реального использования в юриспруденции законов диалектики в качестве инструмента исследований даже не вспомнишь. Сегодня перечень методов научного исследования обновлен. На первый план выдвинулся метод системного анализа. Но, как и ранее, его использование зачастую только провозглашается. В итоге некоторые, в том числе основополагающие, научные конструкции, их реализация в законодательстве становятся внутренне противоречивыми. И, что обидно, эти явные противоречия почему-то никому не режут глаз.
В основе системного анализа лежит четкое разграничение цели, подцелей (задач), средств и ресурсов. Цель должна быть одна, и ее нельзя подменять задачами и средствами. Смешение цели с задачами неизбежно приводит к их конкуренции, внутренней противоречивости системы, что мы и имеем в приведенной интерпретации целей уголовного процесса. О какой защите прав и законных интересов физических и юридических лиц может идти речь, если преступление не раскрыто, преступник не изобличен, не наказан, ущерб не возмещен? И о каких еще правах, свободах и законных интересах физических, юридических лиц и государства, которым преступлением причинен ущерб, можно говорить, помимо изобличения и осуждения преступника? Упустили в приведенном перечне задач уголовного процесса возмещение вреда, но из-за этого не стоит изобретать общую формулу с правами и свободами.
Это тавтология и чистейшей воды популизм. Если речь идет о процессуальных правах обвиняемого, то это не цель, а средства ограничения ее достижения – нельзя применять принуждение к даче показаний и др.
Думаю, причина неразберихи в цели и средствах уголовного процесса – в забвении истории его становления, в искусственном разрыве той исторической нити, которая связывает поколения его участников. Вспомним, что наши далекие предки самостоятельно решали все вопросы, если на их интересы кто-то посягал. На помощь приходило племя, оно вело поиск обидчика, осуществляло расправу над ним. Со временем государство, запретив самосуд, взяло на себя функции розыска и наказания преступника. Это был своего рода общественный договор, и сегодня нельзя о нем не помнить, нельзя его нарушать и искажать, какие бы новые веяния ни появлялись, если суть остается прежней.
Список использованной литературы
- См.: Концепция уголовно-процессуального законодательства РФ // Государство и право. — 1992. — № 8. — С. 52.
- Лунеев В.В. Правовое регулирование общественных отношений – важный фактор предупреждения организованной и коррупционной преступности (тезисы доклада) // Государство и право. – 2001. – № 5. – С. 106-109.
- Цит. по: Мишин Г.К. О коллизиях уголовно-правовой и уголовно-процессуальной политики // Государство и право. – 2002. – № 10. – С. 99.
- Синильщиков Ю. В милиции прибавилось оперативности, но не уменьшилась и коррупция // Милиция. – 2003. – № 5. – С. 47.
- Кехлеров С. Исправленному верить // Российская газета. – 2003. – 10 июля.
- Назаренко В. Предварительное расследование в современном уголовном процессе // Законность. – 2002. – № 8. – С. 42.
- Михальская Н. Права личности — новый приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // Российская юстиция. – 2002. – №7. – С. 2-4.
- См.: Маляренко В.Т. Про публічність i диспозитивність у кримінальному судочинстві України та її значения // Вісник Верховного Суду України. – 2004. – № 7(47). – С. 2.
- См.: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Уголовный процесс западных государств. – М., 2001; Лупинская П.А. Типы (формы) уголовного процесса // Уголовное процессуальное право Российской Федерации. – М., 2001; Смирнов А.В. Модели уголовного процесса. – СПб., 2000; Петрухин И.Л. От инквизиции – к состязательности // Государство и право. – 2003. – № 7. – С. 28-36.
- Флетчер Дне, Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. – М.: Юристь, 1998. – С. 123.
- Пискун С. «Мы ждем Лазаренко и с удовольствием его примем». Интервью С. Рахманинова // Зеркало недели. – 2003. – №6 (431). – 15 февраля. – С. 2.
- Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран. -М., 1997.-С. 297-298.
- Пискун С. «Мы ждем Лазаренко и с удовольствием его примем». Интервью С. Рахманинова // Зеркало недели. — 2003. -№ 6 (431). — 15 февраля. — С. 2.
- Гаврилов Б. Новеллы уголовного процесса на фоне криминальной статистики // Российская юстиция. — 2003. -№ 10.-С. 7.
- Гаврилов Б. Новеллы уголовного процесса на фоне криминальной статистики // Российская юстиция. — 2003. — № 10. -С. 7.
- Прохоров А.П. Русская модель управления — М.: Эксперт, 2003. — С. 149.
Источник: глава из монографии
Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса: Эссе. – Луганск: РИО ЛАВД, 2004. – 600 с.