Субъектом легализации (отмывания) большинство авторов признают физическое, вменяемое лицо, достигшее 16 лет, граждан России, иностранцев, лиц без гражданства. Однако некоторые ученые предлагают учитывать при этом еще и дееспособность лица (т.е. способность лица своими действиями приобретать гражданские права и нести гражданские обязанности). Обосновывается это тем, что, если действия по легализации состоят в осуществлении финансовых операций и других гражданско-правовых сделок, то совершить их может только лицо, обладающее полной дееспособностью. Тем самым, по верному замечанию В.А. Никулиной, признаки субъекта легализации связываются с пониманием сделки как гражданско-правового события.
На наш взгляд, учитывать дееспособность субъекта нет необходимости. Во-первых, в главе 4 УК РФ дееспособность вообще не указана среди признаков субъекта преступления. Во-вторых, действия, составляющие объективную сторону легализации, виновный может осуществить не только лично, но и через посредника («подставное лицо»). Недееспособное лицо, в силу своей недееспособности, действительно не сможет лично совершить многие финансовые операции и сделки, составляющие объективную сторону легализации, однако отсутствие дееспособности не помешает ему отдать соответствующее распоряжение посреднику.
К тому же владелец «грязных» денег или имущества может действовать через посредника не только из-за своей недееспособности, но и в силу иных причин, например в связи с нежеланием привлекать к себе излишнее внимание со стороны правоохранительных и контролирующих органов. В любом случае, в его действиях будет посредственное исполнение преступления, т.е. совершение преступления посредством другого лица, за что он и должен нести ответственность (если, разумеется, достиг возраста наступления уголовной ответственности и вменяем). Другое дело, если его недееспособность обусловлена каким-либо психическим расстройством, исключающим вменяемость. Однако в этом случае оно не будет подлежать уголовной ответственности не в силу недееспособности, а в связи с отсутствием вменяемости. Таким образом, вопрос о дееспособности лица не имеет принципиального значения при решении вопроса о признании его субъектом легализации (отмывания). Если лицо, достигшее возраста наступления уголовной ответственности за легализацию (16 лет), не имеющее, в силу указанного возраста, права лично совершить какую-то финансовую операцию или сделку, поручит ее совершение взрослому, вменяемому субъекту, то было бы несправедливо признавать его не подлежащим уголовной ответственности за легализацию только из-за того, что оно не достигло возраста полной дееспособности (18 лет).
Таким образом, субъектом легализации следует признавать физическое, вменяемое лицо, достигшее 16 лет.
В пунктах «б» ч. 2 ст. 174 и ст. 174-1 УК РФ предусмотрена ответственность лица, совершающего легализацию с использованием своего служебного положения. Правильное понимание данного признака осложняется тем, что термин «служебное положение» не раскрывается в уголовном законе (как, впрочем, и в других отраслях права), хотя применяется довольно часто. Например, в ч. 3 ст. 37 УК РФ говорится о служебном положении лица, имеющего право на необходимую оборону; в пункте «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ – о служебной деятельности потерпевшего; в части 1 ст. 136 РФ – о должностном положении человека и гражданина; и т.п.
Учитывая, что определяющим в понятии «служебное положение» является слово «служба» («работа, занятия служащего, а также место его работы»), то служащий – это «должностное лицо в различных сферах умственного труда, управления, обслуживания, торговли». Когда говорится о «службе», то всегда подразумевается наличие какой-либо «должности», а «должность» определяется как «служебное место». Получается, что термины «служебное положение» и «должностное положение» (равно как термины «служащий» и «должностное лицо») являются во многом пересекающимися понятиями, но, тем не менее, несмотря на значительную схожесть, они не синонимичны: первое гораздо шире второго.
Понятие должностного лица раскрывается в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, однако в нем указано, что оно распространяет свое действие лишь на статьи главы 30 УК РФ «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления». Между тем ответственность должностных лиц предусмотрена не только нормами главы 30 УК РФ. Например, ст. 140 УК предусматривает ответственность должностного лица за неправомерный отказ в предоставлении гражданину информации.
Поэтому при определении понятия «лицо, использующее свое служебное положение» при легализации, необходимо воспользоваться системным анализом норм УК РФ, в которых так или иначе упоминаются должностные лица либо лица, занимающие какое-либо служебное положение. Исходя из этого, субъектом преступления, предусмотренного п. «б» ч. 2 ст. 174 (174-1) УК РФ, следует признать:
- лиц, постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющих функции представителя власти либо выполняющих организационно-распорядительные, административно-хозяйственные функции в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях, а также в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации (примечание 1 к ст. 285 УК РФ);
- лиц, занимающих государственные должности Российской Федерации, устанавливаемые Конституцией Российской Федерации, федеральными конституционными законами и федеральными законами для непосредственного исполнения полномочий государственных органов (примечание 2 к ст. 285 УК РФ);
- лиц, занимающих государственные должности субъектов Российской Федерации, устанавливаемые конституциями или уставами субъектов Российской Федерации для непосредственного исполнения полномочий государственных органов (примечание 3 к ст. 285 УК РФ);
- государственных служащих и служащих органов местного самоуправления, не относящихся к числу должностных лиц (примечание 4 к ст. 285 УК РФ);
- лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческой или иной организации, т.е. лиц, временно либо по специальному полномочию выполняющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные обязанности в коммерческой организации, не являющейся государственным органом, органом местного самоуправления, государственным или муниципальным учреждением (примечание 1 к ст. 201 УК РФ).
Полагаем, следует согласиться, что сюда же можно отнести еще одну категорию лиц – служащих коммерческих и иных организаций, не являющихся должностными лицами.
Вышеперечисленные категории лиц могут являться специальным субъектом легализации (отмывания). Остальные лица, участвовавшие в легализации вместе с ним, могут нести уголовную ответственность за данное преступление в качестве его организатора, подстрекателя или пособника.
В первоначальной редакции ст. 174 УК РФ, действовавшей до 1 февраля 2002 года, большинство авторов сходились во мнении, что легализация может быть совершена только с прямым умыслом.
Прямой умысел при легализации означает, что лицо, совершая финансовые операции или сделки с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными преступным путем, осознает общественную опасность и противоправный характер своих действий, предвидит наступление общественно опасных последствий и желает их наступления.
В новой редакции ч. 1 ст. 174 УК РФ также указано, что лицо, совершающее финансовую операцию или другую сделку с денежными средствами или иным имуществом, должно заведомо знать об их преступном происхождении. «Заведомость» означает, что субъект был осведомлен о преступном характере их приобретения другими лицами. Н.С. Таганцев писал по этому поводу, что «для заведомости достаточно только общего знания обвиняемым о преступности укрываемого лица или преступности деяния, плодами которого он пользуется…».
О преступном характере приобретения легализуемых денег и имущества виновный может узнать как от самих «приобретателей», так и догадаться сам, исходя из количественных и качественных характеристик предметов легализации, обстоятельств передачи ему денежных средств или иного имущества и т.п. На преступный характер происхождения денег и имущества могут указывать и признаки самих предметов, например, большое количество мелких денежных купюр, движимое или недвижимое имущество без правоустанавливающих документов, вещи со следами крови, выстрелов и т.п. Например, «клиент приносит в банк купюры с обожженными краями. Сам по себе факт невинный. Существует множество обстоятельств, вследствие которых банкноты могли получить такой дефект. Но в контексте информации о том, что накануне некто ограбил банк, причем сейф был вскрыт автогеном, становятся подозрительными и клиент, и сделка, которую он хочет совершить».
Слово «заведомый» означает «хорошо известный, несомненный (о чем-нибудь отрицательном)» и произошло от слова «ведать» (устар.) – «знать». Федеральный закон от 7 августа 2001 года № 115 «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» вступил в действие 1 февраля 2002 года и был надлежащим образом опубликован. Презюмируется, что с этого момента он стал известен всем без исключения гражданам, и дальнейшие ссылки на его незнание будут несостоятельными. Указанным законом регламентируется, какие именно финансовые операции и сделки считаются подозрительными и подлежат обязательному контролю. Поэтому при совершении лицом финансовой операции или другой сделки с денежными средствами или иным имуществом, заведомо для него приобретенными другими лицами преступным путем, его действия, при наличии других необходимых признаков, образуют состав преступления, предусмотренный ст. 174 УК РФ.
Следует помнить также, что операции с денежными средствами или иным имуществом могут быть не только односторонними. При совершении двух- и многосторонних сделок (ч. 1 ст. 154 ГК РФ) предполагается наличие двух и более сторон. В этих случаях, при осведомленности о преступном характере происхождения имущества, ответственность за легализацию несет каждая из них.
Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 18 ноября 2004 года № 23 «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем» рекомендовал судам выяснять, имеются ли в деле доказательства, свидетельствующие о том, что лицу, совершившему финансовые операции и другие сделки, было достоверно известно, что денежные средства или иное имущество приобретены другими лицами преступным путем. Кроме того, было отмечено, что для решения вопроса о наличии состава преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, необходимо установить, что лицо совершило указанные финансовые операции и другие сделки с денежными средствами или иным имуществом именно в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом. В противном случае – при отсутствии (либо неустановлении) специальной цели, указанной в диспозиции, – состав легализации отсутствует.
На практике доказывание специальной цели может быть сопряжено с рядом трудностей. Прямой умысел при легализации означает, что лицо, совершая финансовые операции или сделки с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными преступным путем, осознает общественную опасность своих действий, предвидит наступление общественно опасных последствий и желает наступления этих последствий.
Между тем в юридической литературе были высказаны обоснованные, на наш взгляд, точки зрения, авторы которых оспаривают господствующее в теории и практике мнение о возможности совершения преступлений в сфере экономической деятельности только с прямым умыслом. Так, Л.Л. Кругликов справедливо указывает, что вопрос о форме вины относительно деяний, описанных в главах 22 и 23 УК РФ, «небесспорен». Ю.П. Гармаев, анализируя субъективную сторону невозвращения из-за границы средств в иностранной валюте (ст. 193 УК РФ), отмечает возможность наличия и косвенного умысла, когда руководитель организации осознает фактический характер и общественную опасность своих действий, предвидит реальную возможность либо неизбежность последствий, т.е. невозвращения из-за границы средств в иностранной валюте, и, «хоть и не желает, но сознательно допускает невозвращение валюты, либо относится к невозврату безразлично (ч. 3 ст. 25 УК РФ)».
То же самое можно наблюдать и при легализации: когда виновный совершает финансовую операцию или сделку с денежными средствами или иным имуществом, приобретенными преступным путем, он не обязательно преследует именно цель придания им правомерного вида – он может сознательно допускать факт придания им правомерного вида или относиться к нему безразлично, что является признаками косвенного умысла. Например, вкладывая «грязные» деньги в недвижимость, покупая на них иностранную валюту и т.п., виновный желает, например, защитить их от инфляции или же просто считает подобный способ вложения капитала наиболее выгодным. При этом он относится безразлично к тому, что при совершении указанных операций объективно происходит затруднение последующего обнаружения денег или имущества, их маскировка, придание им правомерного вида и т.п.
Поэтому представляется правильным мнение П.С. Яни, что «данное преступление (легализация) может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом, невзирая на то, что комментируемый состав относится к так называемым формальным». Тем более, что «при отсутствии объективного проявления умысла возникают непреодолимые сложности его уточнения. В такой ситуации получается, что виновный будет нести ответственность только за то, в чем он признается». Между тем виновный может даже не знать таких слов, как «цель легализации». Как быть тогда с доказыванием прямого умысла?
С другой стороны, разве нельзя признать свидетельством «материальности» состава легализации «придание правомерного вида» деньгам и имуществу, добытым преступным путем? Разве не в этом заключаются преступные последствия «финансовых операций» и «сделок» с имуществом, приобретенным преступным путем? Возможность косвенного умысла при аналогичных преступлениях предусматривают УК Республики Болгария (ст. 253), УК Республики Польша (ст. 292), а УК Испании предусматривает ответственность даже при грубой неосторожности (ч. 3 ст. 301).
Установление уголовно-правового запрета всегда преследует определенную цель. Однако указание на цель действий виновного делается далеко не во всех нормах уголовного закона. Обусловлено это тем, что зачастую в этом нет смысла, так как эта цель и без того очевидна. Например, целью криминализации преступлений против собственности является защита имущественных интересов собственника, однако не сформулирован же состав кражи как «тайное хищение чужого имущества с целью причинения материального ущерба потерпевшему». Несмотря на то, что похититель преследует лишь цель личного обогащения, тем не менее, причинение материального ущерба потерпевшему происходит объективно, то есть независимо от того, желал ли виновный причинить этот ущерб. То же самое происходит, например, при убийстве из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженном с разбоем, вымогательством или бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ): желая завладеть кошельком потерпевшего, виновный лишает его жизни. В данном случае причинение смерти потерпевшему не является для субъекта самоцелью, ведь основная его цель – имущество потерпевшего. К факту же его смерти он относится безразлично. Причинение смерти потерпевшему выступает лишь способом достижения преступной цели. Конечно, нельзя утверждать, что виновный вообще не желал смерти потерпевшего, но, полагаем, это та ситуация, когда «последствия являются побочными (вынужденными) по отношению к содержанию основной мотивации или к результатам иной мотивации».
На наш взгляд, сказанное касается и легализации. При совершении финансовых операций или сделок с денежными средствами или имуществом, приобретенными преступным путем, в любом случае происходит введение их в легальный оборот, придание им правомерного вида, маскировка, затруднение последующего обнаружения и т.п. Удачную аналогию по этому поводу приводит П.С. Яни: «некто, спиливая деревья, расчищает место для строительства, поскольку его конечная цель – постройка дома. При этом нельзя утверждать, что, губя деревья, гражданин не преследовал цели их уничтожения, эта цель очевидна. Так же точно нельзя говорить и об отсутствии цели легализации в том случае, когда посредством совершения сделок с похищенным имуществом лицо результатом своей деятельности видит не столько введение в оборот незаконно приобретенного, сколько получение от этого выгоды».
Поэтому указывать на цель действий виновного в диспозиции ч. 1 ст. 174 УК РФ, по нашему мнению, не было необходимости, так как независимо от ее наличия или отсутствия легализация (и как процесс, и как результат финансовых операций и сделок) происходит объективно.
Кроме того, указание на цель действий виновного в нынешней редакции ст. 174 УК РФ представляется еще и логической ошибкой. Ведь в науке уголовного права цель преступления понимается как идеальная (мысленная) модель будущего желаемого результата, к причинению которого стремится правонарушитель посредством совершения преступления. Учитывая, что указание на цель в диспозиции относится только к действиям субъекта, каковым признается лицо, непосредственно совершившее данное преступление (в нашем случае – легализацию), следует признать, что цель придания правомерного вида должно преследовать лицо, совершающее финансовую операцию или сделку. Однако субъектом преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, напомним, может быть только лицо, не совершавшее первоначального преступления, то есть того преступления, в результате совершения которого денежные средства или имущество были приобретены. Если это лицо не приобретало легализуемые денежные средства или имущество, то оно не может быть признано и их владельцем, так как владельцами являются указанные в диспозиции «другие лица», поскольку именно они приобрели их преступным путем. Следовательно, только указанные «другие лица» и могут преследовать цель придания правомерного вида тем деньгам и имуществу, с которыми совершает финансовые операции и сделки субъект, указанный в ст. 174 УК РФ.
Совершая финансовую операцию или сделку с деньгами или имуществом, приобретенными другими лицами преступным путем, субъект преступления, указанный в ст. 174 УК РФ, лишь помогает «другим лицам», тоже указанным в диспозиции, этой цели достичь. То есть, по сути, он является лишь пособником в достижении цели придания правомерного вида деньгам или имуществу, приобретенным этими «другими лицами» преступным путем.
Таким образом, в диспозиции ч. 1 ст. 174 УК РФ налицо логическое противоречие: объективную сторону преступления – финансовую операцию или сделку – совершает одно лицо, а указанную в диспозиции цель придания правомерного вида деньгам или имуществу преследует другое лицо (точнее, «другие лица», указанные в диспозиции).
Если доказать специальную цель действий виновного окажется невозможно, то следует помнить о ст. 175 УК РФ, предусматривающей ответственность за приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем. Какая-либо цель действий виновного в ней не указана, а «приобретение» или «сбыт» – это, по существу, и есть «финансовые операции» или «сделки». В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2004 года № 23 «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем» сказано, что сбыт имущества, которое было получено в результате совершения преступления (например, хищения) иными лицами, не образует состава легализации (отмывания) денежных средств или иного имущества (статья 174 УК РФ), если такому имуществу не придается видимость правомерно приобретенного. В зависимости от конкретных обстоятельств дела указанные действия могут содержать признаки состава преступления, предусматривающего ответственность за хищение (в форме пособничества) либо состава преступления, предусмотренного статьей 175 УК РФ.
Данное разъяснение имеет непосредственное практическое значение. Ведь специальная цель в ст. 175 УК РФ не указана, а «финансовые операции» и «сделки», о которых сказано в ст. 174 УК РФ, – это не что иное, как «приобретение» или «сбыт», о которых говорится в ст. 175 УК РФ. То есть наказуемыми по данной норме являются сами «приобретение» и/или «сбыт» независимо от того, какую цель при этом преследовал виновный. Единственное, что нужно доказывать здесь, – это заведомую осведомленность сбытчика и приобретателя в том, что сбываемые (приобретаемые) предметы были добыты в результате совершения преступления, т.е. преступным путем. Однако это необходимо доказывать и по делам о легализации (ст. 174 УК РФ). Поэтому статья 175 УК РФ представляется куда более применимой на практике, нежели статья 174 УК РФ, а наказание по ней куда серьезнее, чем за легализацию (до двух лет лишения свободы по ч. 1 ст. 175 УК РФ), что гораздо эффективнее, нежели штраф, предусмотренный частью 1 ст. 174 УК РФ (который, как оказывается, можно и не платить).
Наказание за приобретение или сбыт преступно добытого имущества, совершенные группой лиц по предварительному сговору, также достаточно серьезное – до пяти лет лишения свободы, со штрафом в размере до восьмидесяти тысяч рублей (п. «а» ч. 2 ст. 175 УК РФ). На первый взгляд, это несколько меньше, чем за легализацию, совершенную группой лиц по предварительному сговору (п. «а» ч. 3 ст. 174 УК РФ). Однако напомним, что ответственность по пункту «а» ч. 3 ст. 174 УК РФ возможна только в том случае, если сумма легализуемых средств или иного имущества составит более одного миллиона рублей. Для квалификации же по пункту «а» ч. 2 ст. 175 УК РФ стоимость приобретаемого (сбываемого) имущества вообще не имеет значения. Более того, если размер имущества окажется «крупным», то это окажется еще одним квалифицирующим признаком (п. «б» ч. 2 ст. 175 УК РФ). Причем «крупным» размером приобретаемого (сбываемого) имущества признается его стоимость, превышающая всего лишь 250 тысяч рублей, а не один миллион рублей, как это требуется для квалификации по пункту «а» ч. 3 ст. 174 УК РФ, т.е. в четыре раза меньше. Поэтому ст. 175 УК РФ представляется куда более применимой на практике, нежели ст. 174 УК РФ, а наказание по ней – более реальным.
В ст. 209 УК Украины, в отличие от ст. 174 УК РФ, нет указания на специальную цель действий виновного. Однако Пленум Верховного Суда Украины в Постановлении от 15 апреля 2005 года № 5 «О практике применения судами законодательства об уголовной ответственности за легализацию (отмывание) доходов, полученных преступным путем» предложил ее устанавливать при совершении деяний, предусмотренных ст. 209 УК Украины. Так, в абз. 2 п. 2 постановления разъясняется, что ответственность за легализацию наступает при условии, что лицо, совершая деяния, предусмотренные ст. 209 УК Украины, действует умышленно с целью придания правомерного вида владению, пользованию, распоряжению такими денежными средствами или имуществом, их приобретению либо для сокрытия источника их происхождения. При этом отмечается, что цель является одним из признаков, отличающих преступление, предусмотренное ст. 209 УК Украины, от преступления, предусмотренного ст. 198 УК Украины. В п. 17 постановления сказано, что, если деяния, предусмотренные ст. 198 УК Украины, совершаются с целью придания имуществу легального статуса, то они подлежат квалификации по ст. 209 УК Украины.
Однако такое понимание признаков субъективной стороны легализации представляется спорным. Если бы украинский законодатель счел нужным выделить цель в качестве обязательного признака легализации, то он сделал бы это в уголовном законе – как российский законодатель сделал это в статье 174 УК РФ. Однако в ст. 209 УК Украины указания на специальную цель действий субъекта не имеется. Поэтому толковать так широко волю законодателя у Пленума не было оснований.
Тем более, что сама по себе необходимость указания в диспозиции на специальную цель, которую преследует виновный при отмывании преступных доходов, повторяем, представляется сомнительной. Во-первых, сложно сказать, какими доказательствами можно с достоверностью установить, что при совершении финансовых операций и сделок с денежными средствами или имуществом, добытыми преступным путем, лицо действительно преследовало цель придания им правомерного вида. Во-вторых, нельзя забывать, что при совершении любого из действий, составляющих объективную сторону легализации, таким деньгам и имуществу может придаваться видимость правомерно приобретенного независимо от того, преследовал ли виновный такую цель. Поэтому вряд ли нужно было указывать на нее при формулировании нормы о легализации.
Наконец, можно поставить вопрос и по-другому: если согласно закону легализация – это придание правомерного вида деньгам или имуществу, полученным преступным путем, то задержание лица за совершение финансовых операций и сделок с «грязными» деньгами или имуществом, свидетельствует о том, что ему так и не удалось придать им правомерный вид (иначе его никогда бы не разоблачили). И наоборот – факт разоблачения свидетельствует о том, что придать правомерный вид деньгам или имуществу виновному не удалось, следовательно, специальная цель, указанная в законе, достигнута не была. А недостижение цели, указанной в качестве обязательного признака состава преступления, исключает возможность признания преступления оконченным. Получается, что ответственность возможна только за покушение на легализацию.
Источник: глава из монографии
Беницкий А.С., Розовский Б.Г., Якимов О.Ю. Ответственность за легализацию преступно приобретенных доходов в уголовном законодательстве Украины и Российской Федерации: Монография / МВД Украины, Ин-т экон.-пр. исл. НАН Украины, Луган. гос. ун-т внутр. дел им. Э.А. Дидоренко, Восточноукр. нац. ун-т им. В. Даля. – Луганск: РИО ЛГУВД им. Э.А. Дидоренко, 2008. – 496 с. – Библиогр.: С. 463-492.